Всякий раз, когда я раскрываю евангельскую притчу о блудном сыне, возвращающемся в Отчий дом, пред моим мысленным взором всегда встает живописный шедевр Рембрандта...
Полуосвещенный лик Отца, исполненный кроткой любви и сострадания. Стоящий перед Родителем на коленях сын, в рваной одежде и со сбитыми в кровь стопами. На заднем плане — слуги с приготовленными для заблудшего чада новыми одеждами...
Нет во всей Библии повествования, которое столько бы говорило кающемуся сердцу...
В русской поэзии, пожалуй, глубже всех переложил эту притчу Иван Бунин.
Позвольте и мне предложить вам, друзья, свои мысли о блудном сыне, который «был мертв и ожил, пропадал и нашелся»...
А ведь это каждый из нас, ищущий свой путь из «страны далече» в дом Отчий...
Измождённый постылой чужбиной,
В отчий дом обратил он стопы.
Образ Родины, светлой и милой,
Навевали и думы, и сны...
Всё имел он в года молодые:
Поле, лес, половину дворца,
Но не думал, что значит быть сыном,
Принимая заботу отца.
Почему не назвал его имя,
А лишь бросил родителю – «ты»?
И склонить перед ним свою выю
Почитал оскорбленьем мечты
О свободе и жизни привольной,
В отдаленье от вещих очей.
Оттого вспоминать было больно
Про ушедший покой юных дней...
Между тем, сил осталось немного –
Нескончаемым виделся путь,
Вся в ухабах крутая дорога –
И не встать, если лечь отдохнуть...
Неожиданно сердце согрелось,
Омертвевшее – вдруг ожило...
И воспрянуло хилое тело,
И идти уж не так тяжело!
Сын почувствовал, хоть не увидел,
Взор всеведущих ласковых глаз.
Он не знал, что с поспешностью вышел,
Дав прислужникам быстрый наказ
Приготовить льняные одежды,
Позабывший обиды отец...
А в дому, паче всякой надежды,
Был заколот для сына телец...
